Конституционный суд Российской Федерации 02.03.2023 рассмотрел жалобу гражданки Г., представляющей интересы своего малолетнего ребенка отец которого погиб в дорожно-транспортном происшествии незадолго до его рождения. Поводом для обращения в высший судебный орган конституционного контроля явился отказ судебных инстанций во взыскании в пользу ребенка с виновника аварии морального вреда и, как следствие проверка конституционности пункта 2 статьи 17 Гражданского кодекса Российской Федерации, закрепляющей возникновение правоспособности гражданина в момент рождения.

Установлено, что суд первой инстанции руководствуясь тем, что ребенок лишился возможности общения с отцом, его заботы, а также что с виновника аварии в пользу иных родственников взыскана компенсация морального вреда удовлетворил требования истицы Г. и взыскал в пользу малолетнего компенсацию морального вреда.

Однако, суды второй и кассационной инстанции указанные выводы не поддержали, указав на отсутствие достаточных оснований для удовлетворения заявленного требования, поскольку к моменту смерти отца ребенок еще не родился, правоспособностью не обладал, а гибель отца не могла вызвать физические и нравственные страдания у народившегося ребенка. Кроме того, как отметил суд кассационной инстанции, не представлено доказательств причинения несовершеннолетнему физических и нравственных страданий, связанных со смертью отца.

С такими выводами судов не согласился Конституционный Суд Российской Федерации.

В своем Постановлении провозгласил, что ранее неоднократно обращался к вопросу о конституционно-правовой природе института компенсации морального вреда в российской правовой системе, что в свете части 1 статьи 45 Конституции Российской Федерации — позволяет рассматривать ее как гарантированную государством меру, направленную на восстановление нарушенных прав и возмещение нематериального ущерба, причиненного вследствие их нарушения.

Закрепляя в части 1 статьи 151 Гражданского кодекса Российской Федерации общий принцип компенсации морального вреда, причиненного действиями, нарушающими личные неимущественные права гражданина либо посягающими на принадлежащие ему нематериальные блага, законодатель не установил каких-либо ограничений в отношении действий, которые могут рассматриваться как основание для такой компенсации.

Соответственно, действующее правовое регулирование не предполагает безусловного отказа в компенсации морального вреда лицу, которому физические или нравственные страдания причинены в результате утраты близкого человека, в том числе, когда к моменту его смерти или наступления обстоятельств, приведших к ней, член семьи потерпевшего (его ребенок) еще не родился.

Таким образом, положение пункта 2 статьи 17 Гражданского кодекса Российской Федерации о возникновении правоспособности гражданина в момент рождения не предполагает его применения в качестве основания для отказа в реализации субъективного права ребенка, родившегося после смерти отца, требовать компенсации морального вреда, связанного с нарушением его личных неимущественных прав и иных нематериальных благ, принадлежащих ему от рождения или в силу закона, неотчуждаемых и непередаваемых иным способом.

Другое истолкование пункта 2 статьи 17 Гражданского кодекса Российской Федерации означает придание ему смысла, противоречащего смыслу, вытекающему из его системной обусловленности, вопреки сути правоотношений, возникающих на основе данных законоположений. Это недопустимо с точки зрения правовой логики и ведет к ситуации, при которой умаляется юридическая и социальная значимость родственных связей между погибшим отцом и родившимся после его смерти ребенком, в том числе — в нарушение принципа юридического равенства, закрепленного в статье 19 Конституции Российской Федерации, — по сравнению с ситуацией, когда ребенок родился до смерти отца.

С учетом этого Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что оспариваемая норма в системе действующего правового регулирования, в частности в контексте рассматриваемого дела о компенсации морального вреда, соотносится с конституционными установлениями, которым оно должно следовать. Вместе с тем применение оспариваемой нормы должно быть скорректировано в рамках конституционно-правового истолкования, с тем чтобы полностью исключалась — при причинении морального вреда ребенку потерпевшего, родившемуся после его смерти, — возможность нарушения прав, поставленных под защиту Конституции Российской Федерации.

  В связи с изложенным, состоявшиеся по делу судебные акты подлежат пересмотру.